Наступивший год знаменует 300-летие рождения Российской академии наук, которая подарила миру много великих имен и открытий — Дмитрий Менделеев, нобелевские лауреаты — Иван Павлов, Илья Мечников, Лев Ландау, Николай Басов, Петр Капица, Жорес Алферов и многие другие, вписали российские имена выдающимся вкладом в историю мировой науки

Круглая дата заставляет вспомнить истоки, продиктовавшие создание Академии наук, которая неразрывно связана и с историей изучения Северо-востока России — первой государственной научной экспедиции под эгидой Академии наук и художеств в Санкт-Петербурге. Три сотни лет назад, в рамках Петровской модернизации, после победы России в Северной войне над Швецией, геополитическое внимание Российской империи стало расширяться на свои дальние северные и восточные рубежи. Без наук и искусств — высших достижений Нового времени, освоение неизведанных пространств, по мнению Петра I, не представлялось возможным. Потребовалось учреждение специального государственного института. В 1724 г. указом Петра I образована Российская академия наук.

Наш город Якутск тогда стал координационным и логистическим центром беспрецедентных экспедиций командора Витуса Беринга по изучению и картографированию территории северного побережья, дальневосточных окраин России и территории, распростершейся между ними. Это было время великих географических открытий и первых академиков. Предлагаем комментарии наших якутских ученых о значимости даты 300-летия РАН и подготовки интеллектуальных кадров страны и республики:

Приводим также исторический рассказ Алексея Паевского о первом десятилетии работы Российской академии наук:

«Еще в первом зарубежном путешествии Петр Великий познакомился, шапочно, с выдающимся мыслителем и математиком Готфридом Лейбницем, человеком, который не только создал собственную философскую систему, но и сделал очень много в других областях науки: тут и дифференциальное исчисление, и комбинаторика, и двоичная система счисления, и даже концепция бессознательного.

В XVII веке это было просто знакомство, случайная встреча в замке Коппенбрюк. Но уже в 1711 году Лейбниц общался с Петром не раз, а в 1712 даже стал его спутником в поездке в Теплице и Дрезден. Историки науки считают, что именно с бесед Петра I и Лейбница и появилась идея создания Академии наук в Петербурге. Более того, Лейбниц получил от Петра титул тайного советника юстиции и создал первую программу научных исследований в нашей стране. «Покровительство наукам всегда было моей главной целью, только недоставало великого монарха, который достаточно интересовался бы этим делом», – писал Лейбниц.

Увы, советник Петра умер в 1716 году, но идея осталась – и во время второй длительной загранкомандировки, посольства 1716–1717 годов, он посетил (помимо многих других научно-технологических встреч) Парижскую академию наук. Демонстрация достижений французской науки и техники произвела впечатление на царя, но произвел впечатление на академиков и сам царь. Менее чем через полгода после этой встречи, 22 декабря 1717 года, Парижская академия наук избрала Петра Первого своим иностранным членом.

А сам Петр уже постепенно формировал образ академии в России. Очень важно отметить, что царь не копировал напрямую ни Парижскую академию наук, ни Королевское общество, ни любой европейский университет. «Проект», составленный Блюментростом и правленный лично Петром, начинается с анализа – чем университет отличается от академии и что будет лучше для России.

К сожалению, Петр Алексеевич не дожил до начала реальной работы Академии наук, но его энергия, его жажда знаний и любопытство дали науке в России столь мощный импульс, что Академия и поныне играет первую скрипку в оркестре Российской науки.

Первые научные заседания Академии наук начались с 1725 года, когда первые ученые стали прибывать в Петербург. Правда, не сразу иноземцы приноровились к отечественной культуре: уже в мае следующего года Лаврентий Блюментрост писал о «непристойном поведении некоторых членов Академии в церкви и других местах, что может нанести большой вред Академии» – и грозил при повторении исключать из рядов. Но, судя по всему, все наладилось, и Академия продолжила свою регулярную работу.

В чем она заключалась в первые десятилетия? Самый первый тип работ – это как раз научные выступления академиков. Это могли быть как собственные работы, так и обзоры научных трудов коллег.

Надо сказать, что уже в «Проекте» положения об Академии Петр Первый и Лаврентий Блюментрост писали: «Понеже академия ничто иное есть, токмо социетет (собрание) персон, который для произведения наук друг друга вспомогать имеют, того ради весьма надобно, чтоб оне еженедельно несколько часов в собрании были, и тогда каждый мнение свое предлагать, советом и мнением других пользоваться и партикулярно учиненные эксперименты в присутствии всех членов поверять может. И сие последнее весьма надобно, для того, что в таких экспериментах многократно один другаго, яко например анатомикус механика и пр. к совершенной демонстрации требует». То есть создатели Академии сразу же требовали научной дискуссии: Петр видел, как это работает в Европе, и хотел такого же для России.

А работы были очень, очень разные. Например, 21 и 25 февраля 1727 года делается два совсем разных доклада. Сначала профессор Христиан Мартини представляет доклад о феноменальной памяти знаменитого любекского мальчика-вундеркинда Гейнеке, а затем Христофор Гросс (в 1742 году он застрелится, не дожидаясь результатов следствия по делу о участии его в интригах маркиза Шетарди) рассуждает в стенах Академии о понятии свободы. В июле 1727 года в Академии впервые выступает, наверное, самый сильный академик первого созыва – Леонард Эйлер, который приехал в Петербург в мае. А академик по кафедре зоологии и анатомии упорно изучает и делает множество докладов по анатомии слона (!), причем отдельно сообщает Блюментросту о том, что многие могут «счесть его работу трудоемкой и бесполезной, но они не понимают, что прошло время поспешных спекуляций, будто бы не оставляющих в природе ничего скрытого: нынче новые результаты достигаются только трудом и терпением».

Но не только заседаниями занималась Академия. Почти сразу же начались эксперименты: например, уже в 1728 году Георг Бильфингер показывал свой усовершенствованный термометр (и все высказались за дополнительную экспериментальную проверку изобретения), а в 1727 году генерал-фельдцехмейстер Гинтер «провел на загородном пустыре опыты по наблюдению вертикального полета пушечных ядер для изучения скорости распространения света и звука в воздухе», где присутствовали иностранные гости и академики.

Одновременно начались экспедиции – как научные (например, для сбора новых ботанических коллекций), так и чисто практические – сразу же начались поездки в разные регионы России для картографии и определении координат городов нашей страны.

Разумеется, Академия занималась и издательской деятельностью. Помимо отдельных книг и календарей на текущий год, уже в 1728 году Академия начала обсуждать свой научный журнал. В апреле состоялось интересное обсуждение названия: Acta Academiae некоторые сочли неблагозвучным, Acta Societalis – не соответствующим целям Петра – и остановились на Commentarii Academiae. А из вариантов «Петербургские» или «Российские» выбрали первый.

Но самое необычное дело у Академии было в 1727–1729 годах, когда государством правил Петр II. Академикам поручили составление… учебников для одного ученика – самого Петра, которому в момент вступления на престол было всего 11 лет! Но что сказать – это дело государственной важности. К сожалению, Петр Второй умер в январе 1730 года от оспы. А Анне Иоанновне учебники были уже не нужны. Тем не менее и новая императрица поддержала Академию. Работы продолжились».

Фото: https://www.ras.ru/news/shownews.aspx?id=76269f20-2ccc-452c-84fd-4f6d38842436#content https://www.ras.ru/news/shownews.aspx?id=9a3a4c72-f95c-41ad-8ecc-0a224d6633d2#content

использованы материалы: Алексей Паевский InScience.News.